По благословению игумена Спасо-Преображенского Валаамского ставропигиального монастыря епископа Троицкого Панкратия в сентябре 2020 года вышел сборник материалов Международной научной конференции – VII Валаамских образовательных чтений, прошедших на Валааме в мае 2019 года. Среди публикаций – статья протоиерея Сергия Третьякова, кандидата богословия, доцента кафедры библейских и богословских дисциплин, проректора Калужской духовной семинарии по учебной работе, настоятеля храма святых бессребреников Космы и Дамиана в г. Калуге «Феномен валаамского старчества в ХХ веке (1900-1940 гг.)».
Статья посвящена феномену старчества на Валааме в ХХ веке (1900-1940 гг.). Со времени преподобного Назария формировалась валаамская традиция старчества. В начале ХIХ в. ученики преподобного Паисия Величковского схимонах Феодор, иеромонахи Леонид и Клеопа принесли на Валаам его традицию, которая обогатила существующую со времени преподобного Назария. Особое влияние оказали традиции и устав Святой горы Афон. Непростой для Валаамского монастыря ХХ век внес свои коррективы в старческое служение подвижников. Под влиянием всех этих факторов сложился феномен валаамского старчества, который показал духовную стойкость обители и в самые сложные для неё времена.
Сергий Третьяков, протоиерей,
кандидат богословия,
доцент Калужской духовной семинарии
Феномен валаамского старчества в ХХ в. (1900-1940 гг.)
Аннотация: Статья посвящена феномену старчества на Валааме в ХХ веке (1900-1940 гг.). Со времени преподобного Назария формировалась валаамская традиция старчества. В начале ХIХ в. ученики преподобного Паисия Величковского схимонах Феодор, иеромонахи Леонид и Клеопа принесли на Валаам его традицию, которая обогатила существующую со времени преподобного Назария. Особое влияние оказали традиции и устав Святой горы Афон. Непростой для Валаамского монастыря ХХ век внес свои коррективы в старческое служение подвижников. Под влиянием всех этих факторов сложился феномен валаамского старчества, который показал духовную стойкость обители и в самые сложные для неё времена.
В начале ХХ столетия валаамский монастырь представлял собой целое монашеское государство и процветал во всех смыслах этого слова. «Главное же его богатство составляли сами живые наследники древних монашеских традиций – старцы-молитвенники с их бесценным опытом»[1]. Эту мысль подтверждает благотворитель монастыря того времени князь А.В. Оболенский, который сам духовно окормлялся на Валааме: «Монастырь был полон дивных старцев и подвижников»[2]. Это обстоятельство обязывает церковного исследователя особое внимание обратить на феномен валаамского старчества в один из периодов его расцвета.
Для построения общей концепции старческого подвига на Валааме в обозначенный нами период мы рассмотрели не только жизнеописания и наставления подвижников, служение которых осуществлялось и завершилось на Старом Валааме в связи с их кончиной до 1940 г., но и тех, кто, начав старческое служение ещё на Старом Валааме, продолжили его и после переселения на Новый Валаам в Финляндии, где и завершили свой земной путь. Ряд жили и осуществляли своё служение на Старом, Новом Валааме и в Псково-Печерской обители, куда они переехали из Финляндии в 1957 г. Некоторые подвижники Валаама покинули любимую обитель в связи с гонениями на «старостильников» в сложное время монастырского раскола.
Итак, многих подвижников мы именуем «старцами». Такое наименование связано с характером их служения, расцвет которого на Валааме относится к XIX – первой половине XX вв. В связи с этим рассмотрим сущность и специфику валаамского старчества.
Тему валаамского старчества, на наш взгляд, можно понять только в контексте правильного представления о старческом служении в целом.
Как правило, наименование «старец» в русском церковном сознании преимущественно употребляется по отношению к подвижникам, которые «прошли долгий искус, которые опытно познали духовную брань, которые многими подвигами стяжали дар рассуждения, которые, наконец, способны молитвою постигать волю Божию о человеке, то есть в той или иной мере получили дар прозорливости[3] и потому способны духовно руководить обращающимися к ним»[4]. Такое высокое духовное состояние удобнее всего достигается в монастырских[5] условиях, где «вся жизнь до гроба должна быть в трудах, в подвигах, в повиновении, в отложении своих волей и желаний»[6].
Старческое служение имеет своей главной целью вести послушника к живому опыту богообщения, к жизни в Боге. В этом старцу помогает, как мы отметили выше, опыт подвижнической жизни, а также дар рассуждения, который проявляется в том, что наставник умеет сразу определить духовное состояние человека и дает ему самый правильный и полезный совет[7].
Замечательный взгляд на старческое служение находим у святителя Феофана Затворника, выразившего общее святоотеческое мнение по данному вопросу: «Хорошо не таить своих помыслов от отцов; однако ж, не всякому, кто ни прилучится, надо их сказывать, но старцам духовным и дар рассуждения имеющим, мудростью, а не одними летами поседевшим[8].
Вообще «необходимость в руководителе-отце очевидна сама собою, – утверждает святитель Феофан Затворник. – Всякому начинающему искать спасения нельзя браться за это дело самому или соделывать свое спасение по своему разумению и хотению, но с первого же раза надо отдать себя кому-нибудь под науку в сем… дело спасения есть искусство искусств и наука наук, как же можно обойтись тут без учителя?»[9]. В этом же духе Киреевский И.В., духовный сын преподобного Макария Оптинского, писал Александру Ивановичу Кошелеву, своему другу: «Существеннее всяких книг и всякого мышления найти святого православного старца, который бы мог быть твоим руководителем, которому ты мог бы сообщать каждую мысль свою и услышать о ней не его мнение, более или менее умное, но суждение святых отцов…»[10]. Однако, «руководитель должен не указать только, но и вести, и не вести только, но как бы нести на себе»[11].
В 1781 г. при игумене Назарии на Валааме был принят за основу самый суровый из всех существовавших в то время монастырских уставов – общежительный Саровский, подвергнувшийся небольшой местной переработке[12]. В отношении старчества полагалось следующее: «каждому брату назначается в руководители старец, то есть инок преклонных лет и опытный в духовной жизни. Этому руководителю он обязывается во всю жизнь открывать все свои дела, желания и помышления и следовать во всем его совету и руководству…»[13]. Игумен Назарий ввел практику исповеди между насельниками, не обязательно имеющими священный сан[14]. Сам о. Назарий писал об этом: «Если совесть тебя обличает и ты не имеешь возможности покаяться духовному отцу, то необходимо брату обители или другому близкому тебе человеку, богоугодно живущему и духовный разум имеющему, исповедать то, что смущает твою совесть, и просить его молитв и благословения»[15].
В одном из неопубликованных дневников валаамского подвижника ХХ в. монаха Иосифа (Шорина) обнаружена выписка из труда архимандрита Леонида (Кавелина) «Историческое описание Козельской Введенской Оптиной пустыни»: «путь старческого окормления во все века Христианства признан всеми великими пустынножителями, отцами и учителями Церкви самым надежным и удобнейшим из всех, какие были известны в Христовой Церкви. Старчество процветало в древних египетских и палестинских киновиях, впоследствии насаждено на Афоне, а с Востока перенесено в Россию. Но в последние века, при всеобщем упадке веры и подвижничества, оно понемногу стало приходить в забвение… К восстановлению в России этого, основанного на учении св. отцов, образа монашеского жития много содействовал знаменитый старец, архимандрит молдавских монастырей, Паисий Величковский…[16]»[17]. И «величайшее значение старца Паисия для русского монашества заключается именно в том, что он своими переводами, сочинениями и письмами, а также и своим личным непосредственным руководством вызвал чрезвычайный интерес и внимание к “умному деланию”, направил в эту сторону духовную жизнь русского монашества и воспитал целый ряд старцев, явившихся продолжателями его дела в русских монастырях»[18].
В начале ХIХ в. ученики преподобного Паисия схимонах Феодор[19], иеромонахи Леонид[20] и Клеопа[21] принесли на Валаам его традицию старчества[22], которая обогатила существующую со времени преподобного Назария. С этого времени на Валааме начинает укрепляться традиция исихазма. Основным и главным содержанием[23] «умного делания» оставалось творение Иисусовой молитвы, которая «совершается умом в сердце. Итогом этого сокровенного делания было созерцание таин Царствия Небесного[24] и различные духовные дары, среди которых отличительным даром старческого служения считаются духовное рассуждение и пророческое ведение воли Божией»[25].
Также в обители укореняются заветы старца Паисия, по которым настоятель не обязательно должен быть духовной главой братства[26] (в традиции старца Назария это предусматривалось). Как писали тогда в изданиях обители, «необходимым условием… Валаамского подвижничества служит жизнь с советом, под руководством опытного наставника – старца. Жизнь “с советом” установлена для всех собственно потому, что только она одна… может привести к спасению и что только при ней исполняется обет послушания»[27]. Каждому поступающему в монастырь назначался старец, которому следовало открывать помыслы, «отречься от своего ума и воли и действовать согласно указаниям своего наставника»[28].
Итак, валаамское старчество унаследовало древнюю традицию египетских, палестинских монастырей и, особенно, Афона[29], ради чего особенно потрудились ученики прп. Паисия Величковского. В связи с этим нам представляется важным обратиться к афонской традиции старчества и сравнить её с традицией на Валааме в первой половине ХХ в.
В ХХ в.[30], как и прежде, устав Валаамской обители предусматривал все три формы монашеской жизни: общежительную, скитскую и отшельническую[31]. Все три формы характерны и для монастырей Афона. Хотя общежительная форма на Валааме строга для братии, но «многие не удовлетворяются ею и уходят в скиты. Особенность скитской жизни заключается в чередном чтении Псалтири… Трапеза скитников всегда постная и состоит из одних овощей»[32]. По примеру Святой горы женщины в скит Иоанна Предтечи[33] не допускаются, а в скит Всех Святых[34] могут входить только раз в год[35].
Несмотря на различные формы устроения монашеской жизни, на Валааме, как и на Афоне, «главным необходимым условием во всех родах валаамского подвижничества служит жизнь под руководством опытного наставника-старца»[36].
Старец, видевший духовное устроение воспитанников, вел к спасению под своим руководством учеников, которые, в свою очередь, стали наставниками для последующих иноков. На Валааме в рассматриваемый нами период, например, монах Иосиф (Шорин) был учеником духовника монастыря Иоасафа (Шабалина), а затем стал старцем иеромонаха Памвы (Игнатьева) и других подвижников.
Особый статус в обители Валаамской имели игумены, которые считались «вождями духовных ратников»[37]. Аналогичное положение наблюдалось и в общежительных монастырях Афона, о чем сохранились свидетельства очевидцев: «Старцы имеют здесь (на Валааме – авт.) власть, но и они все – послушники игумена. Замечательно, что такое соединение власти старцев с самодержавием игумена характерный признак славянских монастырей даже на Афоне. Как только из строгого общежития, киновии, они обращаются в идиоритмы[38], т.е. своежительные монастыри с буржуазно-республиканским характером, – то тотчас же падает монастырь. И наоборот, с восстановлением киновии – поднимается и жизнь монастыря. Ясный пример этого представляет наш… монастырь св. Пантелеимона, также сербский – Хиландарь, болгарский – Зограф и др.»[39].
На Валааме всегда с особым трепетом относились к афонской традиции. Особенно это выразилось в восприятии валаамцами опыта исихазма[40], являющегося основой иноческой жизни на Афоне. «С поселением на Валааме Антипы (Афонского, учителя умной молитвы – авт.) окончательно утвердилось возрождение связи великих островов православия»[41]. Действительно, на Валааме очень усердно проходил подвиг молитвы Иисусовой: «Каждый инок десятками лет всецело погружался в келейную молитву, с которой нехотя расставался, уходя на послушания и в трапезную. В храме Иисусова молитва соединялась с ходом богослужения и поэтому монахи стояли неподвижно на своих местах, точно вкопанные, не шелохнутся, не двинутся, точно замирали в своих, как бы афонских стасидиях»[42]. Старцы схимонах Николай (Монахов), иеросхимонах Михаил (Питкевич), схиигумен Иоанн (Алексеев) и многие другие преуспели в подвиге умной молитвы. Так, «внутреннее делание стало “солью” Валаама»[43].
Важно отметить, что и на Афоне в начале ХХ в. питали особый интерес к Валаамскому монастырю, который в первую очередь славился своими подвижниками веры и благочестия. Посетивший обитель писатель Василий Немирович-Данченко заметил, что «изо всех типов старчества[44] тип валаамского старчества наиболее целен и полон»[45]. Сохранились архивные сведения о том, как на Валаам с Афона приезжали монахи и посещали валаамских старцев[46]. Более того, «из афонских монастырей приходили посмотреть на Валаамскую обитель, и по её правильной организации в духе православного аскетизма предпочитали её даже монастырям Афонской горы»[47].
Заметим, что старческое руководство внутри монастыря было направлено, прежде всего, на передачу духовного аскетического опыта от старца к иноку-послушнику (особенно это выразилось в обучении непрестанной молитве), часто при совместном проживании старца и послушника с практикой откровения помыслов. Духовничество по отношению к мирянам[48], которое стало особенно актуальным на Новом Валааме и в Псково-Печерской обители, не имело такого строгого характера, как внутри монастыря. Старцы давали советы приезжавшим к ним людям, имели духовную переписку, но сама форма общения исключала беспрекословное послушание. В исполнении наставлений подвижников за человеком всегда оставалось право выбора, чтобы он мог реализовать свою христианскую свободу.
Делая основные выводы, заметим, что ХХ в., несмотря на сложность исторических обстоятельств, принес миру целую плеяду валаамских подвижников – «в самые трудные и суровые времена (ХХ в. – авт.) Русская церковь не угасила в себе духа Христова»[49]. Валаамские старцы и подвижники стали продолжателями той традиции, которая сформировалась на Валааме благодаря их предшественникам в ХVIII–ХIХ вв. Они сохранили духовное преемство, передавая от старца к ученику опыт аскетической мудрости и молитвенного делания. Старцем на Валааме мог быть и настоятель (схиигумены Маврикий и Харитон), и человек, не имеющий священного сана (схимонахи Анастасий и Пионий), житель собственно монастыря (схиигумен Лука, иеромонахи Иустиниан и Памва) и насельник скита (схиигумен Иоанн, иеросхимонах Ефрем), пустынник (схиигумен Феодор, схимонахи Сисой и Николай), человек престарелый (монах Иосиф) и сравнительно молодой (инок Василий).
Стоит заметить, что к концу рассматриваемого нами периода, а особенно с переселением на Новый Валаам старчество открывает себя миру: валаамские подвижники становятся духовниками многих мирских лиц, посещающих обитель, ведут с ними обширную переписку. Таковыми были схиигумен Харитон (Дунаев), схиигумен Иоанн (Алексеев), иеросхимонах Ефрем (Хробостов), иеромонах Евлогий Федоров, иеросхимонах Михаил (Питкевич), схиигумен Лука (Земсков), иеромонах Памва (Игнатьев) и другие.
Валаамские старцы в ХХ в. сохранили в своем монастыре традицию исихазма, практикуя её в духовной жизни и описывая практику совершения «умного делания» в своих трудах. Схиигумены Феодор (Пошехов), Харитон (Дунаев), Иоанн (Алексеев), иеросхимонахи Михаил (Попов) и Михаил (Питкевич), схимонахи Сисой (Тепленев) и Николай (Монахов), монах Иосиф (Шорин) имели дар непрестанной сердечной молитвы и призывали своих учеников к «добродетельному преуспеянию, которое приводит к совершенному богоугождению»[50].
Наследие
валаамских подвижников настолько объемно, что, пожалуй, в рамках доклада невозможно
рассмотреть и малую его часть. В связи с этим для современного исследователя
валаамской темы открывается огромное поле научной работы.
[1]Шевченко Т.И. Письма Нового Валаама. Труд иноков // Альфа и Омега. № 3 (53). М., 2008. С. 245.
[2]Оболенский А.В. Мои воспоминания и размышления. Стокгольм: «Русские перезвоны», Брюссель, 1961.
[3]Преподобный Силуан Афонский «старческой прозорливостью» называл дар рассуждения: для верного духовного руководства опытная прозорливость имеет большее значение, чем благодатная. Она дает подвижнику знание последовательности духовных состояний и путей борьбы со страстями. Именно её в православной аскетике называют «даром рассуждения» и считают высшим аскетическим достижением (См. Софроний (Сахаров), архим. Старец Силуан. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2002. С. 157).Флоровский, например, считал, что «в прозорливости («благодатной» – авт.) обосновывается право на духовное руководство» (Флоровский Г.В. Византийские Отцы V–VIII вв. Париж, 1933).
[4]Софроний (Сахаров), архим. Старец Силуан. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2002. С. 388.
[5] Что касается старчества вне монастырей, то на этот счет были разные мнения. Так, В.И. Экземплярский утверждал: «О старчестве вне монастырей другого ничего нельзя сказать, что это просто религиозно-коммерческое предприятие… Старцы в миру – это опасные для Церкви авантюристы» (Экземплярский В.И. Старчество // Дар ученичества / Сб. под ред. Проценко П.Г. М., 1993.С. 227). Архиепископ Полтавский Феофан (Быстров) одобряя старчество в целом, писал: «Относительно “белых священников” можно сказать, что они не понимают борьбы помыслов и вместо пользы могут причинить вред своими советами» (Феофан Полтавский, архиеп. О правильном духовном руководстве // О старчестве. СПб.–М., 2002. С. 32). На наш взгляд, эти мнения слишком категоричны. Достаточно вспомнить служение св. прав. Иоанна Кронштадтского и св. прав. Алексия Мечева, чтобы возразить на представленные высказывания.
[6] Душеполезные поучения преподобных оптинских старцев. Т. I. Свято-Введенская Оптина пустынь, 2003. С. 496.
[7] См. Иоанн (Маслов), схиархим. Лекции по пастырскому богословию. М., 2001. С. 314.
[8]Феофан Затворник, свт. Что потребно покаявшемуся и вступившему на добрый путь спасения. М.: Свято-Троицкая Сергиева лавра, Новая книга, Ковчег, 1997. С. 5–6.
[9] Феофан Затворник, свт. Что потребно покаявшемуся и вступившему на добрый путь спасения. М.: Свято-Троицкая Сергиева лавра, Новая книга, Ковчег, 1997. С. 3.
[10] Письмо И.В. Киреевского А.И. Кошелеву от 10 июля 1851 г. // Киреевский И.В. Полное собрание сочинений в 2-х томах. М., 1911. Т. 2. С. 257.
[11]Феофан Затворник, свт. Что потребно покаявшемуся и вступившему на добрый путь спасения. М.: Свято-Троицкая Сергиева лавра, Новая книга, Ковчег, 1997. С. 5.
[12] См. Валаамский монастырь в период расцвета и благосостояния обители. Л.,1990. С. 89.
[13] АФВМ. Материалы по истории Валаамского монастыря № 36. Валаамский монастырь и его достопримечательности [рукопись]. Л. 12 об. На таком принципе устройства духовной жизни основывается и оптинское старчество. Архимандрит Леонид (Кавелин) писал: «Братия монастыря, имея искреннюю веру к старцу Макарию, свидетельствовали о своей любви к нему откровением совести, состоящим в частности.., в ежедневном исповедании перед старцем не только всех дел и поступков, но и тончайших помыслов и умственных приражений, с получением от него советов и наставлений. Двери кельи его были отверсты во всякое время. Каждый из них (из братии монастыря – авт.) мог входить к нему свободно…, и не опасаться придти не во время, или беспокоить старца своим приходом» (Леонид (Кавелин), архим. Сказания о жизни и подвигах блаженной памяти старца Оптиной пустыни иеросхимонаха Макария. М., 1861. С. 77–78).
[14]Хоружий С. вообще проводит различие между «священником» и «старцем»: «Отличие старца от священника – прежде всего в непременном обладании личным (а не только делегированным Церковью) моральным и духовным авторитетом, личной харизмой» (Хоружий С.С. Феномен русского старчества: Примеры из духовной практики старцев. М: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2006. С. 20).
[15] Старческое наставление отца Назария, игумена Валаамскаго, с кратким сказанием о его жизни и подвигах. СПб.,1885. С. 81.
[16] Далее о. Иосиф о трудах старца Паисия продолжает цитировать: «Он с великим трудом собрал на Афоне и перевел с греческого языка на славянский творения аскетических писателей, в которых содержится учение…, в особенности, о духовном отношении к старцам.Вместе с тем в Нямецком и других… монастырях он показал и применение этого учения делу» (АФВМ. № 8081. Рукопись монаха Иосифа. 1897–1900 гг. Л. 6). Более подробно о значении прп. Паисия в возрождении старчества на Руси см.: Четвериков Сергий, прот. Молдавский старец Паисий Величковский: его жизнь, учение и влияние на православное монашество. Минск, 2006.
[17] АФВМ. № 8081. Рукопись монаха Иосифа. 1897–1900 гг. Л. 6. Цит. по: Леонид (Кавелин), иером. Историческое описание Козельской Введенской Оптиной пустыни. Б. г., 1875. С. 118. См. также: Леонтьев К. Отец Климент (Зедергольм), иеромонах Оптиной пустыни // Леонтьев К. Восток, Россия и Славянство. М.: Республика, 1996. С. 190–191.
[18]Четвериков Сергий, прот. Бог в русской душе. М., 1998. С. 169.
[19]Схимонах Феодор (вмируФеодор Ильич Пользиков) родился в г. Карачеве. Был женат. Овдовел. В 1782 г. поступил в Нямецкий монастырь. В 1784 г. пострижен в монашество архимандритом Паисием Величковским с именем Филимон. В 1798 г. пострижен в схиму. 22 августа 1802 г. определен в Трубчевской Челнский монастырь без права рукоположения. 31 мая 1805 г. переведен в Брянскую Белобережскую пустынь, где настоятелем был старец Леонид. В 1808–1809 гг. вместе со старцами Клеопой и Леонидом подвизался в уединенной келии недалеко от Белобережской пустыни. С 1811 по 1817 г. жил на Валааме. 28 мая 1817 г. перешел в Заднее-Никифоровскую пустынь, приписную к Александро-Свирскому монастырю. (См. Жизнь и подвиги схимонаха Феодора. М., 1839; Ковалевский А. Схимонах Феодор // Душеползное чтение. 1870. Январь–апрель. С. 257–293).
[20]Иеросхимонах Лев (вмиру Лев Данилович Наголкин) родился в г. Карачеве Орловской губернии. В 1799 г. определен в послушники Белобережской пустыни. 14 сентября 1801 г. пострижен в монашество игуменом Трубчевского Спасского монастыря Кесарием. 22 декабря 1801 г. рукоположен в иеродиакона, 24 декабря того же года в иеромонаха. В сентябре 1804 г. определен строителем Белобережской пустыни. 10 марта 1808 г. по слабости здоровья уволен от должности. 10 октября 1811 г. определен по желанию в число братства Валаамского монастыря. Был смотрителем Большого скита. 28 мая 1817 г. перешел в Заднее-Никифоровскую пустынь, приписную к Александро-Свирскому монастырю. Принял схиму с именем Лев. Старец Леонид поступил в Оптину пустынь в апреле 1829 г. и поселился в скиту. Скончался 28 сентября 1841 г. Незадолго до его кончины в 1839 г. к нему прибыл игумен Варлаам (Давыдов), с которым они жили в валаамском скиту. (См. Первый великий старец Оптинский иеромонах Леонид (в схиме Лев). Шамордино, 1917).27 июля 1996 г. иеросхимонах Леввместе с двенадцатью другими оптинскими старцами был причислен к лику местночтимых святых Оптиной пустыни, а в 2000 г. прославлен Юбилейным Архиерейским Собором РусскойПравославной Церквидля общецерковного почитания (См. Душеполезные поучения преподобных оптинских старцев. Т. I. Свято-Введенская Оптина пустынь, 2003. С. 10).
[21]Иеромонах Клеопа (вмиру Кирилл Антонов) родился в 1749 г. в Новоселицах Новороссийской губернии. В 1790 г. прибыл в Молдавию. В 1791 г. поступил в Нямецкий монастырь. В 1797 г. пострижен в монашество архимандритом Паисием Величковским. В 1804 г. поступил в Орловский Трубчевской Спасский монастырь. 10 октября того же года посвящен во иеродиакона, а пять дней спустя – во иеромонаха. В июне 1804 г. по прошению перемещен в Брянскую Белобережскую пустынь. Служил и пел на клиросе. Еще в период правления преподобного Паисия, старец Клеопа «посетил Россию и принес в Введенскую Острожскую пустынь, располагавшуюся недалеко от Петербурга, иноческий устав с горы Афон». Скончался в 1816 г. на Валааме в скиту Всех Святых (См. АФВМ. Материалы по истории Валаамского монастыря № 14. Памятная книга о скончавшихся братиях Валаамского монастыря и о лицах, погребенных в Валаамском монастырском кладбище с 1801 по 1868 г. Ч. 1. Л. 15–16; Valamonkromikka. ValamonLuostari. Hainavesi. 1991. Р. 12–13; Древнерусские иноческие уставы / сост. Суздальцева Т.В. М., 2001. С. 247).
[22]О возрождении в России традиции старчества преподобным Паисием Величковским писал также И.М. Концевич в своем исследовании «Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси» (М.: Лепта, 2002. С. 6).
[23]Вообще под «умным деланием» подразумевается «путь самоотвержения и непрерывной духовной брани со страстями, их прилогами и приражениями, ежедневного исповедания своих помыслов старцу и непрестанного призывания имени Божия» (Широков Сергий, свящ. Валаамский монастырь и Американская православная миссия: история и духовные связи. М.: Храм Святой Троицы у Покровских ворот, 1996. С. 39).
[24] О видении таин Царствия Небесного посредством «умного делания» писал прп. Симеон Новый Богослов: «Вижу свет, которого не имеет мир, и, сидя в келии, вижу внутрь себя Творца мира, и беседую с ним и люблю Его, и питаюсь единым Боговедением, и, соединившись с Ним, превосхожду небеса… Это есть то, о чем возвещает Апостол: Что око не виде, и ухо не слыша, и на сердце плотяно не взыде (1 Кор. 2, 9), и, пребывая в этом, не только не хочешь выйти из келии, но и желал бы укрыться в глубине земли, дабы и там, вне всего мира, созерцать бессмертного своего Владыку и Создателя» (Преподобный Нил Сорский и его устав о жительстве скитском. Монреаль, 1976. С. 36).
[25]Широков Сергий, свящ. Валаамский монастырь и Американская православная миссия: история и духовные связи. М.: Храм Святой Троицы у Покровских ворот, 1996. С. 38.
[26] Вообще на Руси ещё в конце XI в. и в первой половине XII в. в Киево-Печерском монастыре появляются духовники, не совмещающие духовное руководство с должностью игумена. Так, в качестве духовника некоторых Печерских братьев упоминается Онисифор Прозорливец, который «сподобился дара прозорливости от Бога, чтобы видеть согрешения людей и давать советы согрешившим» (Филарет (Гумилевский), архиеп. История Русской Церкви. М.: Сретенский монастырь, 2001. С.170).
[27] Валаамское слово о Валаамском монастыре, исторический очерк. СПб., 1875. С. 32–33.
[28] Живописное обозрение русских святых мест. Валаамский монастырь. Одесса, 1900. С.43
[29] Значение Святой горы трудно переоценить: «Святая гора, пребывая предметом материнской заботливости Приснодевы, как Её наследие, и по человеческим законам – достоянием иноческим, была во все времена оплотом, убежищем и светочем православия, вертоградом, рассадником, средоточием православного монашества» (Афонский патерик или жизнеописание святых, на Святой Афонской горе просиявших. М., 1994. С. IV, предисловие).
[30]В ХХ в., помимо всего остального, Валаам и Афон роднило то, что, находясь за пределами досягаемости новой, атеистической России, они стали одинаково (и единственно) доступны для православных эмигрантов (См. Смирнова И.А., Яровой О.А. Валаам: под флагом Финляндии. Петрозаводск, 2001. С. 85). Именно в это время «валаамское старчество, традиционно ориентированное большей частью на окормление собственной иноческой братии, открывается миру. Схиигумены Иоанн и Феодор, иеросхимонахи Михаил, Ефрем, Лука исповедают, утешают, назидают и вдохновляют соотечественников, оказавшихся в изгнании, изнемогающих под гнетом обрушившихся на них скорбей» (Матвеева Ирина. К Северному Афону. Из истории паломничества на Валаам// Православный паломник. 2005. № 3 (22). С. 7).
[31] Здесь несколько слов посвятим специфике форм монашеского жития на Валааме: «скиты были своеобразными филиалами монастыря. В целом подчиняясь монастырскому уставу, распорядку, хозяйственной его деятельности, скиты имеют и свои уставы, определяющие содержание бытия братии именно в этом скиту. И хоть Валаамская обитель являлась киновиею, то есть монастырем с общежитийным уставом, соглавно которому и послушание, и трапеза общие, скитская и анахоретская жизнь в монастыре поощрялись. Но избрать жизнь скитскую или отшельническую можно было только с благословения самого настоятеля. И непременно пройдя прежде общежитийные послушания в самом монастыре» (Кузнецов Е. Валамская тетрадь. СПб.: Росток, 2003. С. 73).
[32] Валаамский Преображенский мужской монастырь // Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб.,1891. Т. V. С. 396.
[33] Скит св. Иоанна Крестителя расположен в 5 км от монастыря на Предтеченском острове (ранее – о. Серничан, т.е. «Монашеский»). В 1855 г. устроена часовня во имя св. Иоанна Предтечи с небольшой пустынью. В 1858 г. игумен Дамаскин перевез на остров деревянную Преображенскую церковь, построенную валаамскими иноками в Васильевском Староладожском монастыре в первой четверти XVII в. после разорения родной обители. По проекту архитектора А.М. Горностаева она была перестроена с сохранением частей древней церкви. Для проживания братии был построен деревянный одноэтажный дом с мезонином, на западном берегу поставлен гранитный поклонный крест. Для пустынников устроили небольшие деревянные кельи, которые были «разбросаны там и сям по небольшому высокому островку – «на вержение камня» – то есть на такое расстояние, что можно было бросить камень от одной келии до другой…, чтобы не было близко от монаха до монаха, дабы не ходили по «соседству» для разговоров, но, с другой стороны, чтобы жили все же общинной жизнью, вместе» (Вениамин (Федченков), митр. Божии люди. М.: Отчий дом, 2004. С. 27). В скиту соблюдался строгий постнический устав (в подражание великому аскету – св. Иоанну Предтече), женщины в скит не допускались, мужчины – только по благословению игумена (См. Валаам: история, архитектура, природа / сост. Дружков А.М., 2003.С. 57–58; Валаамский монастырь… С. 126–128). Брокгауз и Ефрон в энциклопедическом словаре называют Предтеченский скит «самым строгим из всех скитов (на Валааме – авт.)» (См. Валаамский Преображенский мужской монастырь // Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. Энциклопедический словарь. Т. 5. СПб.: 1891. С. 396).В наши дни в скиту возрождается иноческая жизнь на основе прежнего устава.
[34] Первые сведения о стротельстве скита относятся к 1789 г., имеет вид небольшого уединенного монастыря, расположен недалеко от монастырского каре. Отличался строгостью устава (См. подробнее:Валаамский монастырь… С. 123–126).
[35] В день престольного праздника, неделю 1-ю по Пятидесятнице.
[36] Слово о Валаамском монастыре. Исторический очерк. СПб., 1888. С. 25. Для примера скажем о прп. Симоне Афонском, который прославлен на весь Афон за свой подвиг беспрекословного послушания своему старцу, который в воспитательных целях иногда был черезмерно строг с ним (См. подробнее: Афонский патерик. СПб., 1867. Ч. 1. С. 289).
[37] Описание Валаамского монастыря и подвижников его. Б. м. и г. С. 262.
[38] «Греческие идиоритмы отличаются распущенностью. И вспоминаются мне слова одного ученого афонского богомольца: многому бы «мир» мог поучиться у людей «не от мира сего». Особенно характерно и важно для нас, русских граждан, теперь знать, что славянские монастыри процветают при строгом самодержавии игумена и непосредственной связи его со старцами» (Ф[едченков В.А.] На «Северный Афон» // Странник. 1906. Т. II. Ч. 1. С. 66).
[39]Ф[едченков В.А.] На «Северный Афон» // Странник. 1906. Т. II. Ч. 1. С. 66.
[40] Духовные основы исихазма (молчальничества, безмолвия) – «умного делания» – определились уже в начальную пору восточно-христианского монашества. Впервые термин «молитва Иисусова» употребляет уже прп. Иоанн Лествичник. Четкое выражение учение получило в трудах прп. Симеона Нового Богослова (ХIв.) и свт. Григория Паламы (перв. пол.ХIV в.).
[41]Коняев Н.М. Апостольский колокол: Валаамские столпы веры и духа. М.: Благо, 2006. С. 245.
[42] Валаам уходящей России: иеромонах Евлогий // Валаам Христовой Руси. М.: Хризостом, 2000 (далее – ВХР). С. 516.
[43]Ф[едченков В.А.] На «Северный Афон» // Странник. 1906. Т. II. Ч. 1. С. 80.
[44] Он сравнивал с другими русскими монастырями, которые посещал сам, например, с Соловецким монастырем.
[45] Немирович-Данченко В.И. Наши монастыри: очерки и рассказы. СПб.: Русская симфония, 2009. С. 532.
[46] Об одном из таких посещений Валаама в 1912 г. писал в своем дневнике монах Иосиф (Шорин): «Передавал мой ученик канонарх Гавриил. Он сопровождал наПредтеченский афонких старцев: иеромонаха и иеродиакона. Они пожелали повидаться со старцем иеромонахом Исаией, жившим много лет в скиту и достигшим 80 лет. Он вышел к ним в полном облачении, не спрашивая иеродиакона, благословил, назвав его иеродиаконом, затруднялся беседовать с пришельцами без благословения, послал их в храм во имя св. Иоанна Предтечи служить Крестителю молебен, в сие время был гром и дождь. Во время служения молебна из купола потекла струя воды на икону святого Крестителя Иоанна. Воду сию они с благоговением пили, удивляясь случившемуся. Не по вере ли пришельцев к святости места и благословения отца Исайи Предтеча Господень удивил над ними свою милость?» (АФВМ. № 8087. Рукопись монаха Иосифа. Мир Твой даждь нам, Сыне Божий. 1912 г. Л. 22–23).
[47] Старческое наставление о. Назария. М., 1853. С. 8. См. об этом также: Кривцов Н.В. Кижи и Валаам. М.: Вече, 2006. С. 138.
[48] Факты окормления мирян у монастырских старцев и отшельников известны с первых времен египетского подвижничества. Примерами старческого окормления изобилуют жития древних подвижников. На исповедь к старцам приходили люди разных сословий, в том числе и клирики Церкви. Так, например, житие прп. Илариона Великого повествует: «Сходились (к преподобному – авт.) епископы, пресвитеры, целые толпы клириков, монахов и благоразумных женщин… и не только… простой народ, но и люди сильные, и судьи» (Анатолий, иером. Исторический очерк сирийского монашества до половины VI в. Киев, 1911. С. 214).
[49] Светозарский А.К. Митрополит Вениамин: встреча со святыми // Вениамин (Федченков), митр. Божии люди. М.: Отчий дом, 2004. С. 6.
[50] Сборник о молитве Иисусовой / сост. Харитон (Дунаев), игум. М.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1994. С. 11.
